5 июня 2016 г.

ВООБРАЖЕНИЕ МИРА, проект книги



Глава I. 
Книга и сад


Весною сад повиснет на ветвях,
нарядным прахом приходя в сознанье.
— Иван Жданов

1.
Впервые о саде как первом признаке зрелой цивилизации меня заставил задуматься один археолог. Однажды сплавились мы по Ахтубе в Трехречье. Дальше пошли в Ашулук по Мангуту и прибыли в Селитренное. Когда-то в окрестностях этого села добывалась аммонийная селитра: порох, дымивший над войсками шведов при Полтаве, брал начало именно отсюда. А еще раньше — в тринадцатом веке здесь простирался и высился Сарай-Бату, одна из столиц Золотой Орды, основанная чингизидами и питавшаяся товарами и налогами северной ветки Великого шелкового пути. Когда Тимур отрезал ее своим ужасающим неофитским нашествием, город в считанные годы опустел и был занесен песком. Сейчас вокруг Селитренного об этом напоминают лишь раскопки, разбирающие средневековую свалку канувших гончарных производств, и заливные пастбища, утоптанные и выщипанные овцами до состояния изумрудных зеркал. 
Мы причалили и побрели сквозь зной к раскопам. Археологи нас встретили пивом, добытым из прохладного шурфа, и жереховым балыком. 
В результате такой «встречи на Ахтубе» мы узнали, что в те времена, когда Лондон насчитывал шестьдесят тысяч жителей, а Париж сорок, при том, что оба города не имели канализации и водопровода, в Сарай-Бату насчитывалось сто двадцать, город тянулся вдоль реки на десять верст, высились дворцы и караван-сараи, здесь били фонтаны. 
Но главное — тут располагались висячие сады по роскоши своей не уступавшие, как гласит предание одного восторженного голландского купца, воздушным садам Семирамиды. И это при том, что до Версальского сада, до сада Букингемского дворца, сада Тюильри и приступа дворцово-паркового зодчества у Людовика при строительстве Лувра, было еще очень далеко.

2.
Дерево растет медленно – в отличие от травы на пастбищах; и тем более стрела и копье в направлении добычи летят быстрей, чем ветви дерева устремляются к небу.
Сад невозможно вырастить без воображения, ибо только воображение способно дать основание для достижения цели. 
Сад есть плод воображения, – вот почему неизбежно, говоря о садах цивилизации, хотя бы немного понимать, что такое воображение – ядро деятельности сознания.
Чем, скажем, отличается воображение от фантазии? На этот вопрос можно ответить лишь примерно, то есть с известной долей субъективности. В слове «фантазия» корень отсылает к фантазму, то есть к чему-то яркому, но не существующему. В «воображении» корень отсылает к образу, то есть содержит творческое начало, дающее возможность развития знания о мире в соответствии с его уже существующим в разуме образом. Таким образом, главное в воображении его инструментальность, возможность с его помощью создавать новый смысл.

23 марта 2016 г.

ВОРОБЕЙ


На подоконник сел воробей, попрыгал, позыркал, помотал башкой — и клюнул стекло. Потом подлетел — и впорхнул. Кулюша притворила форточку, схватила полотенце, погналась, сбила его за лавку. 

Свернуть голову, как курице, не вышло. 

Тогда оторвала двумя, сдернула, как цветок со стебля.

Темная ломота хлынула из ушей, захлестнула глаза.

Поползав от боли на четвереньках, легла на бок и притихла в обмороке — отдохнуть.

Безголовый воробей еще поерзал крылом, сократился, сдал еще две алые капли из соломинки гортани — и тоже затих, завалившись на бок.

С печки смотрел неподвижно Иван. До самых сумерек, не шевелясь, он смотрел на лежащую мать, на клюв, на глаз, полускрытый сизой пленкой. Остановившейся бусинкой он блестел в ее окровавленной ладони. Временами Иван проваливался в этот воробьиный глаз — в его серый ветреный свет, раскачивавшийся на голой гибкой ветке; от качки ему становилось худо, он выныривал обратно — и снова видел горницу, высоко залитую светом, лежащую спокойно мать, ползущий по ее щеке луч, пыльное окно, изгородь, черную улицу, степь за ней.

9 марта 2016 г.

"УЗКОЕ НЕБО, ШИРОКАЯ РЕКА"


Написал повесть "УЗКОЕ НЕБО, ШИРОКАЯ РЕКА". Дело происходит ранней осенью на Оке. Четверо старых друзей (и с ними пёс) собираются с разных концов мира, чтобы, как в юности, сплавиться на плоту от Калуги до Коломны. В общем, встреча старых друзей оборачивается приключениями, большими разговорами про звезды, про любовь, про все на свете, драмой, казалось бы, забытых тяжелых обид, соперничества - и снова приключениями.

На бумаге повесть появится только через год и то сначала в переводе на немецкий. Объясняется это экономическими причинами.

Если кто хочет повесть прочитать сейчас, вы можете купить у меня лично право на прочтение - в электронном виде, в формате PDF, без права распространения.

Порядок действий такой.

Вы переводите мне сумму в подходящей вам валюте, эквивалентную >= 7$ USA - любым из указанных ниже способов. Если возникнет желание меня поддержать и заплатить больше, я буду благодарен.

После этого вы присылаете мне на специальный адрес ilichevsky.txt@gmail.com - уведомление о переводе.

8 марта 2016 г.

МАРТ


В календаре это как крыши конек, или все равно что пойти по перилам на воздух упругий с подскоком — косточку на языке светилам протолкнуть в мякоть ока, в сочную света силу, прозрачней слова простого: выстоять на границе тела и звука. В лицах ни кровинки — чем меньше мути, т.е. жизни, тем больше света.

С огромным, как воздух, ранцем, набитым шестьютысячелетьем плыть и плясать первоклашкой. 

На ночном козырьке в полнолунье мне снилась простая собака, голый лес и поле озимых. Изумрудная оттепель в белом нежном подбрюшье. Серебряная собака тащила в зубах мой сон — мою кость, мой плуг кистеперый: чем чернее бумага, тем шире поле.

И сердце так билось, билось, толкало мой бег в паденье — над краем светлого леса.

И в поле на бреющем грач летал. Сел, зорко прошелся по борозде, наблюдая, как добрые мягкие руки марта кропили меня землей, теплой и талой: лоб, глаз светосилу, русский язык похорон, чернозема сытную ласку. 

И муки мои тащила собака, припадая, и грач следил.

Я кладбища ненавижу — их клад, их сытая прорва — их знание хуже глада. 

Снег — вертикальное погребение — отсюда, из белых столпов паденья, мне еще видно, как стынет громкий, взъерошенный козодой — и вдруг пронзает черной трелью тугое, как мясо солдата, время.

Как обнять шесть десятков веков разлуки?

Смертным важно шепнуть в слепок руки пятипалый воздух, звук разогнать до покражи мысли. Но пока в моих легких полмира — я тебя донесу — дам Богу на ощупь.

С ВОЛКАМИ И ВЕРБЛЮДАМИ


В честь 8 марта: перед нами женщина, которая прошла 16 тыс. вёрст от Сибири до южного берега Австралии. Пустыню Гоби зимой пересекла только с третьей попытки. Волки ночью окружали ее палатку, дикие верблюды пробовали ее растоптать, в джунглях Лаоса она пролежала без памяти несколько дней, заболев лихорадкой денге. В пустынной Австралии едва не померла от голода на длинных переходах. Вещи волокла на тележке, ей помогал пёс. Зовут ее Сара Маркис, она американка.

УБЕЖИЩЕ НЕЗРИМОГО


Насекомые на психику действуют по-разному, у каждого свои насекомые фобии. Паутина на лице в детстве выводила из себя, когда продирался сквозь чащу в походе за грибами. Но мог застыть, разглядывая в солнечных лучах серебряное полотно крестоносца. А в Калифорнии однажды, пробираясь со спиннингом по заросшей прибрежной тропинке, увидал огромного паука, преградившего путь мощными редкими сетями. Я попробовал снять его спиннингом и впечатлился не на шутку, когда согнутый кончик удилища не смог порвать тенета: они оказались крепки, как леска.

Одно из самых ужасающих насекомых - медведка, с которой однажды на Апшероне столкнулся в детстве на грядках, будучи послан набрать к обеду помидоров. Вот это было ого-го. А потом в "Приключениях Карика и Вали" - медведка оказалась хтонически мрачным воинствующим персонажем. И только тогда я примирился с ней, когда во взрослом возрасте понял, что медведка очень похожа на "Ламборгини Дьябло" - сведенными вперед мощными роющими лапами. Аэродинамика "Ламборгини" говорит о том, что этот автомобиль обычно мчится со страшной скоростью, на которой воздух становится предельно плотным, как земля, так что приходится его словно бы рыть и разрывать.

Воображение часто опирается на реальность подобно тому, как растение погружено разветвленно корневой системой в питательную почву. А есть такие построения, что больше похожи на водоросли - не укорененные, но зависшие между достоверностью и выдумкой, питающиеся какой-то особой смысловой взвесью, пригодной не для всякого восприятия или не достаточно сытной.

5 марта 2016 г.

АМБРОЗИЯ


Отец много чего преподал мне по жизни, но один пример запомнился лучше других. 

Дело в том, что Каспийское море, хоть и менее соленое, чем Черное, но состав солей в нем какой-то сульфадемитоксиновый, невыносимый на вкус. Это и явилось главным препятствием на моем обучении кролю. Мне было лет семь... Отец почти сдался, пытаясь добиться от меня правильного дыхания в воду. Любая капля Каспия вызывала у меня спазмы тошноты, и сбивалось дыхание. Папа (чей один гребок покрывал пять моих), выросший на этом море, можно сказать, вышедший из него, ловивший берша на всех скалах вдоль всей северной части Апшерона, чертыхнулся, мол, ну, как тебе еще объяснить, - и, набрав, полные горсти морской воды: "Смотри, ведь это амброзия!" - и выпил до капли, не сморгнул.

Роман АНАРХИСТЫ, главы XXXV-XXXVI

Александр Иличевский 

АНАРХИСТЫ

роман

Пред. часть >> 

XXXV

На третий день после свадьбы Шиленского дверь веранды в доме Соломина отворилась и порог переступила Ирина Владимировна, которая, привыкнув за время отсутствия хозяина к бесцеремонности, хотела было пройти к Кате наверх, но увидала Петра Андреича и остановилась.

— Сама-то наверху? — сказала глухо учительница и показала большим пальцем на потолок.

Соломин натягивал холст и, чтобы ответить, выплюнул гвоздики в свободную от молотка руку.

— Катя? — спросил он удивленно.

— А то кто ж? — пожала плечами учительница.

— Дома, — ответил Соломин, снова принимаясь за дело.

Ирина Владимировна затопала по ступеням и перехваченным одышкой голосом позвала:

— Ка-ать! А Кать! Это я. Ну-ка выйди на минутку.

Катя спустилась, и они пошли за дом, на футбольную площадку, где мальчишки с воплями гоняли мяч, и сели в траву за воротами. Игра велась в одни ворота двумя командами. В противоположной штрафной зоне стоял отец Евмений с подоткнутой рясой и, растопырив руки, следил за метаниями мяча.

— Ну, слушай сюда, у меня новости, — сказала Ирина Владимировна, закуривая и выпуская вместе со словами дым. — Я придумала, мы тебя лечить будем.

— Это еще зачем? От чего лечить?

2 марта 2016 г.

ГОРЛО УШУЛУКА



— Так вы в Персию?.. а когда вернетесь?.. — кричал вслед Максим Максимыч...
М. Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени»

Никогда я не представлял себе жизни без походов. Многотрудное соитие с ландшафтом всегда было необходимой составляющей распорядка.

Тем августом в четвертый раз мы распутывали на байдарках выход в Каспийское море. Пройдя Сарабалык, с трепетом вошли в бронхи Дельты. Шел двенадцатый день наших плутаний в ериках и протоках. Двенадцать раз расплавленное солнце, дрожа, подымалось над кружевом воды, тонувшим в чащобе. Пятый раз я возвращался к завтраку, приструняя за собой по мелководью сазана на кукане. Сильная рыба раскрывала мясистые губы, взбрыкивала и, захлопав хвостом, танцевала меня на глубину…

Роман АНАРХИСТЫ, главы XXXIII-XXXIV

Александр Иличевский

АНАРХИСТЫ

роман

Пред. часть >> 

XXXIII

— Вот она какова, красавица наша, — говорил Турчин, заходя к Дубровину, который позвал его пропустить по рюмочке на сон грядущий. — Видели вы, как назюзюкалась эта Грета Гарбо Весьегожского уезда? Глаза бы не глядели.

— Уж лучше алкоголь, чем наркотики. Это я вам как врач говорю, — зевнул Дубровин.

— Она, видите ли, предлагает мне стать ветеринаром. Что, коллега, не желаете ли присоединиться ко мне лечить Белок и Стрелок? Отдохнем от людей, а? От такого племени — художников и наркоманов — уж точно впору отдохнуть. Эскапистское трусливое сознание. Вместо того чтобы изменять мир, они бегут на край Вселенной и желают отдыха. Притом ладно бы не отсвечивали и стремились слиться с пейзажем — нет, им непременно нужно заявить о своем превосходстве, влезть на пьедестал, объявить свой внутренний мир единственно верным образцом для развития мира внешнего. Навязывая свои нездоровые фантазии разуму других, они требуют для себя почета и уюта. В этом подлинная суть художественного метода — властвовать над зрением и умами, прославляя себя как святого. Или страдальца — судя по вот таким ничтожным созданиям, которые выдают за страдания пьянство, похоть и самодовольство…

29 февраля 2016 г.

КАМНИ И КНИГИ


Вечность менее интересна с точки зрения поэтической, нежели онтологической.

Вечность — это и самовоспроизводящаяся память, и сущность-океан, накапливающая дары сознания в виде устремленных к канонизации, вероятно, безличных, вероятно, безадресных текстов. Она накапливает временные наделы просодии. Лексически вечность употребима менее, чем ареал смыслов, связанных с этим понятием. Апофатическое говорение — невроз, вызванный загадкой вечности. Вечность просторечия — это, скорее, сказочное, то помогающее, то сдерживающее обитание духов предков поблизости от своих потомков. Фигуративно вечность если и представима даже самому изощренному сознанию, то в виде камней под ногами и звездного неба. И то — это только конечные образы довольно-таки "бесконечного" понятия. Камни суть, своего рода, "книги" миллионолетий.

28 февраля 2016 г.

ПО СПИРАЛИ


Если долго слушать песни китов, пространство звука расширится на сотни километров — именно из такой дали противолодочные эхолоты, которые используются для записи, вслушиваются в глубины Тихого океана, чтобы запеленговать мигрирующих от берегов Мексики к Аляске и обратно многотонных левиафанов. 

Стоны китов похожи на хрипловатые, замедленные позывные модема, пытающегося протоколом "рукопожатия" наткнуться на отклик неведомого, самого главного китового секрета — божественного сервера. 

Но этого божественного мозга, способного воскресить подключившегося к нему кита, одарить возможностью вочеловеченной жизни, — либо уже нет, либо никогда и не было, однако теперь отдельные просветленные эволюцией ангельские особи пытаются его, божественный престол, создать. 

Впрочем, иногда на китовый мужественный плач отзывается самка. Тогда траектория самца превращается в спираль. 

О НАСИЛИИ БЕССМЫСЛЕННОСТИ


По работе прочитал недавно много В.И. Ленина. Что сказать? Надругательство над душой и мозгом, высшей степени тухлятина, адский ад и огненные фекалии, которые 70 лет впаривали в качестве священных письмен. Сталина вообще невозможно читать из-за его тавтологичной косности, которой он, уверен я, прямо-таки насиловал слушателей и читателей, нарочито впаривая всякую ахинею побессмысленней, включая языкознание. Но в сравнении с Лениным он ангел почти, ибо Ленин прямо-таки черт какой-то — и жирный тролль, и помесь агитатора-сказочника с Джеком Потрошителем, и диктатор самого гадкого демагогического пошиба. Луначарский вспоминал, что первое впечатление от Ленина — сухой сморчок, а когда заговорил, стал расхаживать и "нагнетать мысль в звенья мировой политической цепи", так сразу преобразился; и тогда Горький зарыдал от умиления, и косолапый мужик очаровался. Как-то так выразился Луначарский. 

Вероятно, выражение народное «пи*дит, как Троцкий» возникло недаром: такая риторика непрерывного ада-говорения впечатляла рабоче-крестьянскую неграмотную массу. Приближенная к народному слабоумию демагогия, уверен, сногсшибательно убеждала не только потому, что царь перед народом не распинался. Что нужно невежде, чтобы ощутить себя ступенькой выше? Ничего, кроме симуляции интеллектуальной деятельности. Заставьте его поверить в то, что он "подумал мысль" о жизни, здоровье, будущем (о хлебе, свободе), и он ваш навеки. Вот, по сути, смысл "ленинской харизмы".

26 февраля 2016 г.

У ГРОБА


В начале 1930-х Сталин выделил Крупской специальные часы посещения мавзолея. 

Она приходила туда, ей ставили стул у саркофага, и вдова вождя то рыдала, то смеялась, как сумасшедшая.

Образ Ленина стерт пропагандой еще лучше, чем это могло бы сделать глухое забвение.

Правда, его личность невелика сама по себе и тем более по сравнению с историей, в которой ей довелось искупаться, в крови.

Одно дело историю дернуть за узду.

Править историей – это другое.

Можно, например, думать, что мавзолей — это подземное хранилище особой грибницы, разветвленной пуповины, запитавшей реальность преисподней.

И вот это подполье, хрустальный гроб и вдова с выпученными базедовыми глазами, похожая на муаровую рыбку-телескоп, — она хохочет сумасшедше у ног спящего выпотрошенного и замаринованного в нефти царя.

Мертвечина, объявленная жизнью. 

Причаститься пожалуйте в окоченевшую очередь, разжуйте коржик (о, просфорка моего детства по восемь копеек), запейте томатным соком (розовая водица в стакане граненном и ложечка, черпнувшая соль земли русской).

О чем же хохотала Крупская у гроба?

Роман АНАРХИСТЫ, главы XXXI-XXXII

Александр Иличевский

АНАРХИСТЫ

роман

Пред. часть >> 

XXXI

Соломин отправился искать Катю и нашел ее на скамейке в арочной перголе, пересекавшей террасу по направлению к реке. Положив ногу на ногу, она курила, отрешенно глядя в дальний конец растительного тоннеля. Низкое солнце теплело сквозь облетевшие и подстриженные плети девичьего винограда, чьи оставшиеся листья еще кое-где пунцовели сквозь решетку.

— Ты не голодна? — спросил Соломин, едва приходя в себя после сделанного открытия.

— Нет, — ответила она, очнувшись, и Соломин заметил, что глаза ее блестят от слез. — Я приду сейчас, иди, — сказала Катя и отвернулась. Она вдруг пронзительно пожалела Соломина, впервые за долгое время.

«Господи, но почему, почему Левитану понадобился автопортрет?.. Зачем он был ему нужен?..» Пораженный Соломин еще минуту смотрел, как дым от Катиной сигареты стоит в лучах заходящего солнца, и повернулся, чтобы идти.

25 февраля 2016 г.

Филип Левин. 1934

Филип Левин 

The New Yorker, May 25, 2009

1934


Поговаривают, что с наступлением темноты в городах
вроде Детройта стаи бездомных собак захватывают 
улицы. Я был там. Это не правда. 
В старой стране перед войной 
мои предки были мясниками и торговцами,
пока убийства не вынудили их переехать 
сначала в Англию, затем в Канаду, потом сюда.
Брат моего отца открыл обувную мастерскую
на Малярной; он перенял сапожное ремесло 
от деда, когда они еще жили в Киеве. 
Семья моей матери занималась утилем. Их мужчины
были огромны, крутогруды, с руками-плетями и
с большими иссеченными шрамами кистями. 
Мой дядя Лео мог обнять бочку с железным ломом 
и, смеясь громовым смехом, поднять ее просто так, 
для забавы. Его жена, Ребекка, жесткие, 
как проволока, волосы собирала в огромный клубок
и маленькие кулачки свои несла, как молоточки.
В конце лета по воскресеньям мы выезжали загород, 
собирали охапки сладкой кукурузы, 
варили ее в сахаре и ели от пуза. 
Так возможно ли поверить, что эти люди 
позволят собакам взять то, что им принадлежит, 
что они пересекли океан и континент для того, 
чтобы кому-то или чему-то позволить себя подчинить?

24 февраля 2016 г.

Роман АНАРХИСТЫ, главы XXIX-XXX

Александр Иличевский 

АНАРХИСТЫ

роман

Пред. часть >> 

XXIX

Погруженный в переживания, Соломин зашел вечером в больницу и стал дожидаться Дубровина в закутке с кофеваркой. В щелки жалюзи на окне амбулатории он видел, как тот возится с пожилой больной, обвешанной проводами и датчиками, как корова доильными трубками; женщина с усилием крутила педали, охала и боялась умереть от перенапряжения. Монитор судорожно пикал ее пульсом, а на экране сокращалось черно-белое, как полная луна, огромное сердце. В закуток с книгой в руках вошел Турчин и сначала бровью не повел, ставя ее на полку, но после того, как Соломин пошевелился и кашлянул, обернулся и воскликнул: «Поглядите-ка, наш декабрист из ссылки вернулся!»

Турчин вышел, Соломина снова охватило волнение, и он, не дожидаясь, когда освободится Дубровин, выбежал из больницы. Часа два ходил вдоль пустынного низкого берега реки по блестевшей от луж тропинке, вышагивал через колышущиеся под ветром черные травы; они уже не благоухали, как летом, и достигали ему до плеча. Он не торопился идти домой, потому что никак не мог решить, началась ли у него с Катей новая жизнь или новая боль. Закоченев совсем, решил, что теперь, после возвращения из похода, он совершенно обновленный человек и ему нечего страшиться горя, он выдержит всё… Он вернулся домой, тревожно поглядывая на темневшее издали окно Катиной мансарды, и, согревшись коньяком, мгновенно заснул.

Пока его здесь не было, произошло немногое, но существенное. Дубровин ездил к сестре Соломина хлопотать об усыновлении, и Наталья помогла: мальчик теперь пристроен, опекунство оформлено, и приемные родители из Бельгии как раз накануне приезжали в Чаусово благодарить за хлопоты. За время отсутствия Соломина таможенник Калинин сошелся с отцом Евмением, стал помогать в строительстве храма и дал денег на купол и кровлю. Анархисты, чья последняя смена закончилась в середине сентября, по просьбе Турчина задержались на неделю и перекрыли крышу. Скоро состоится водружение креста, отлитого и позолоченного тоже на таможенные деньги; осталось только дождаться прибытия автокрана.

Всё это Соломин узнал от Дубровина, после того как снова сбежал из дома, потому что всё еще боялся встретиться с Катей и обнаружить ее равнодушие. Ему хотелось продлить счастье неведением, и чуть свет он уже бросал камушки в раму окна, приоткрытого в спальне доктора.

— Кто там? Чего надо? — прохрипел Дубровин.

— Это я, Владимир Семеныч. Прости!

Через минуту показалось заспанное ошеломленное лицо Дубровина. Он никак не мог нацепить очки и морщился от того, что дужкой попадал в зажмуренный глаз.

— А! Вернулся, горемыка? — сказал он, еле разлепив веки.

— Пошли купаться!

— Купаться?.. Куда уж, октябрь на дворе!

— Шучу, шучу, — засмеялся Соломин и уселся на подоконник, на котором и узнал обо всех новостях и о самой последней; она-то и определила весь этот начавшийся субботний день. Оказывается, помимо вышеупомянутого в отсутствие Соломина стряслось удивительное происшествие. Во время дежурства Турчина во двор больницы въехал джип, и санитарка побежала звать доктора. За рулем джипа находился плачущий человек лет сорока пяти. На пассажирском сиденье с ремня безопасности свисал голый мокрый мертвец.

23 февраля 2016 г.

ПОМЯНУЛИ


В первый свой приезд в Ясную Поляну выслушал рассказ одного писателя. В период запоя он решил так отметить ночь ухода Толстого из дома помирать в Астапово. Писатель этот хороший сговорился с другим хорошим писателем, что ночью они выпьют на могиле Льва Николаевича. Кто не знает, тому сообщу, что от усадьбы до могилы Л.Н.Толстого надо еще дойти по густому парковому лесу, километр или больше, и никаких фонарей. И вот они, и так уже постоянно хорошие, в полночь, в промозглую дождливую ноябрьскую темень вышли на веранду, налили всклянь по стакану, поставили пустую "Русскую" на стол и отправились в потемки на могилу титана и волшебника. И сразу потерялись. Не видно ни зги. Кругом лес, бурелом, валежник. Но главное - не расплескать. 

22 февраля 2016 г.

"УЛЫБНИСЬ"


Полог палатки был поднят — сентябрьское море еще дышало теплом, утром блики очнутся, зарябят в тумане пробуждения, и дрема вновь нахлынет — теперь тихим светом, убаюкает цоканьем гальки под волнами. Он нащупал в клапане рюкзака фотоаппарат, расчехлил на груди. И снова в который раз застыл, не то стараясь удержаться, не то сосредотачиваясь, вновь и вновь пытаясь понять, зачем он это делает… Наконец сердце опустилось из горла, рычажок под пальцем вырос в гору, объектив продавил грудину, потек хрустальной рекой через позвоночник — но вдруг экран дрогнул, взорвал всю темень, антрацитовый блеск моря, воздух, стало не продохнуть, и он приподнял тубус, упершись локтем, еще на деление стронул рычажок.

Снимки эти чудом сохранились на одной из флешек, их несколько всегда лежало в кармашке мягкого футляра, два года к ним никто не прикасался. Она снимала себя сама, на седьмом месяце, скрытно потрясенная преображением. Словно, фотографируя, снова и снова искала подтверждения у тела, пыталась подступиться к тайне, овладевшей ее существом, уже взволнована смущением души, с которым та принимала свою частичку, поднятую в мир ростком, укорененным в лоне.

Роман АНАРХИСТЫ, главы XXVII-XVIII

Александр Иличевский

АНАРХИСТЫ

роман


XXVII

В десятых числах октября, когда открылась охота и по реке в звонком стылом воздухе стали доноситься выстрелы, Лана исчезла. Соломин три дня поскучал, но решил, что собака увязалась за охотниками, и понял, что и ему пора возвращаться.

Готовясь отбыть, Соломин прощался с рекой, с деревьями вокруг стоянки, гадал, как изменится здесь всё за время его отсутствия, вернется ли он когда-нибудь? Собирал и перекладывал газетами этюды, упаковывал краски и кисти, блокноты, жег мусор, засыпал и окапывал кострище, разбирал коптильню, зачищал стоянку, стараясь уничтожить все следы своего пребывания, — и отчего-то явственно вспоминал первые свои дни в Чаусове. Он тогда был полон восторга, и ему всё вокруг казалось прекрасным и счастливым: и местные, и дачники принимались им за жителей какого-то небывалого солнечно-цветочного города, некоей утопической коммуны. «Как легко, оказывается, добраться до счастья! — восхищенно думал он. — Как же я раньше не догадался поселиться в этом чудесном месте?! Здесь всё вокруг цветет и полнится уютом, всё говорит о лучшей, насыщенной смыслом жизни…» Но прошло время, впечатления поблекли, за грядками и клумбами он увидел людей — замкнутых жителей зазаборья, скупых на приветствия, у которых отсутствовала патриархальная святость соседства. Затем случилась Катя, и Соломин поймал себя на мысли, что теперь его последняя отрада — пейзаж, что настроение теперь зависит не от его усилий, не от творческого успеха, а от погоды. И уже отстроенный дом, на который он когда-то никак не мог нарадоваться и где готов был целовать каждый кирпич, каждый шуруп, казался ему не таким прекрасным, а похожим на дома других дачников Весьегожска. Раньше ему казалось, что каждое окно дарит прелестный пейзаж: просеку, заречную даль, дубовую рощу, жестяные лоскутья крыш… Теперь окна словно замазаны белилами. И высокий солнечный свет, которого он добивался при постройке, и стоящая посреди стола большая синяя фарфоровая миска, наполненная водой, в которой плавали желтые кувшинки-кубышки, и камин, и тронутые древоточцем балки, и массивные перекрестья, вынесенные в пространство дома, и пол из лиственницы, и резная лестница на открытый бельэтаж — всё это уже не обещало счастливого будущего.

ГЛАЗ


Мне кажется, потому пейзаж прекрасен, что Господь — Творец его — наслаждался при его творении, и частичка образа и подобия в нашем глазу дает нам наслаждение сходное с божественным.

А теперь подробней. У каждого существа своя специфика зрительного аппарата. Например, лягушка видит только движущиеся предметы. Если муха неподвижна, она жива. Зрительный нерв человека чрезвычайно «укоренен» в мозге. О по сути его существенная часть. То, что мы видим, есть не работа оптики как таковой, а работа мозга. Я предполагаю, что человеческий мозг обладает особенностями обработки цветовых сочетаний больших пространств. То есть у нас есть встроенное, не зависящее от наших приобретенных зрительных навыков, восприятие ландшафта. 

Вероятно, именно поэтому мы имеем отчетливые отношения с пейзажами.

21 февраля 2016 г.

ПЛАСТИНКА ИЗ ТОРГСИНА


[Афанасию Мамедову]

В тридцать девятом, еще до женитьбы,
купил с рук торгсиновскую пластинку
«Очи черные». Я слушал ее по субботам,
откупоривал сладкий «Кямширин», жена 
ставила тарелку с ломтями разваренной осетрины,
резала помидоры, мыла зелень. Я крутил
пружину граммофона, принимал в ладони тяжесть 
прохладного черного диска, и проводил 
ладонью по игле звукоснимателя, вслушиваясь в шорох
своих папиллярных линий, в свою судьбу, неясно
доносившуюся, как слышится издалека 
штормовое море… 
Но скоро пластинка
начинала вертеться и липкая сладкая влага
заливала мне глотку. Потом я ушел 
на войну, так закончились мои субботы.
Каспий, Каспий — стальное бешенное море!

АКАДЕМИЯ


Здание Президиума над Андреевским монастырем, над рекой и Нескучным садом, над Воробьевыми горами, усыпанными искрящимся снежным светом, — стоит того, чтобы там побывать. Виды из окон — с разной, порой головокружительной высоты, в зависимости от посещаемого кабинета, да и само здание — по вычурности и топологической замысловатости — примечательно: сплошь мрамор и золоченый дюралий, исход советских времен, апофеоз имперской и позитивистской выспренности. Структура здания переогромленна, но в то же время продумана с тщательностью, находящейся на грани безумия и бессмысленности. Бесконечные, взаимно переплетающиеся лестницы, отсутствие сквозных сообщений, множество вновь и вновь, с каждым проходом мимо, открываемых элементов архитектуры: например, прогулочный дворик на приставной крыше, лучи дорожек ведут к постаментам, на них статуи великих ученых: Ковалевская, Вейерштрасс, Остроградский, Ньютон в полный рост, как Грации вдоль дорожек и скамеек пустующего висячего сквера, над которым носится бес метели, вьюжит, крутит, поливая, уматывая все снежным шлейфом. Летний сад при Большом концертном зале, где обычно выпивают академики, — это аквариум высотой метров тридцать, плюс заросли магнолий, олеандра, папоротника и т.д.

20 февраля 2016 г.

О НЕДОСТУПНОСТИ


Четырнадцати лет от роду - я сошел второго мая с перрона Московского вокзала и по Невскому проспекту выбрался к реке. Прогулка эта была самым сильным впечатлением моей жизни, доставленным ногами. Для человека, родившегося в полупустыне Апшерона и проведшего отрочество в промышленном Подмосковье, Петербург предстал баснословно и неведомо — это в самом деле был первый оклик цивилизации.

Сначала была поездка в Петергоф, где я шел от станции по лесу и видел, как деревья постепенно выстраиваются в парк, показываются дворцовые постройки, каскады фонтанов — и вдруг, за Монплезиром, благодаря всего только одному шагу распахнулась слившаяся с небом бесконечность Финского залива, от вида которой в восторге замерло сердце: дворец на берегу моря — разве не из «Аленького цветочка» топос? 

Когда я шел в сумерках мимо горок уцелевших за зиму листьев, по выметенной дорожке, мимо частично раздетых из досочных своих доспехов статуй, — то я вдруг увидел рослого великана в треуголке, прозрачно вышагивавшего навстречу: дух Петра Великого обходил после зимы свои владения.

В Зимнем дворце я искал камею Гонзага (марка с ее изображением была у меня в альбоме). В конце концов выяснил, что камею забрали на реставрацию, и, довольный хотя бы тем, что подтвердилось ее существование, счастливо заплутал. Уже без сил я выбрался к «Танцу» Матисса. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что эта вспышка света была сокровищем; что солнечные пятна Матисса реальней окружающего мира. 

Вторую половину дня Эрмитаж бесконечно плыл мимо анфиладными внутренностями. Каждая картина, статуя, лестница вели в потустороннее пространство. На следующий день я пришел смотреть только Матисса, но всё равно заблудился по пути к нему, как муравей в шкатулке сокровищ.

17 февраля 2016 г.

ПОСЛЕДНИЕ В РОДУ


В 1946 году, когда отец пошел в первый класс, на самом первом уроке учительница попросила: «Дети, поднимите руки, у кого есть отцы».

Подняли только трое из сорока.

До восьмого класса отец тайно страстно им завидовал.

А потом горечь с возрастом куда-то делась.

Но сейчас, он говорит, это чувство вернулось снова.

«Я очень хорошо помню этих детей. Два мальчика и девочка. Счастливцы».

16 февраля 2016 г.

Роман АНАРХИСТЫ, главы XXV-XXVI

Александр Иличевский

АНАРХИСТЫ

роман

Пред. часть >> 

XXV

Но чаще Соломин сидел над рекой в одиночку. Он думал о том, что вот он рос, рос и вырос похожим на ребенка — с немужественным телосложением, с добрым пухлым лицом и нестрогим доверчивым выражением. За всю жизнь он нарисовал одну серьезную, хотя и примитивистскую картину: рослая женщина стоит у комода, и к ногам ее жмется голенький младенец, такой же щекастый, как и автор. Эту картину Соломин дорабатывал на протяжении последних пятнадцати лет. Мог часами выписывать ручку на ящике комода, циферблат часов с маятником, прорисовывать стопку выглаженного белья, ноготки младенца, распущенные волосы матери…

На рассвете в полном безветрии после ночной грозы над кронами деревьев встали столбы пара и — там, тут и здесь — двинулись над лесом. В то утро Соломин отправился далеко в лес. Раньше в вылазках за дровами, по грибы он старался не увлекаться, держа на примете флаг, поднятый Капелкиным над стоянкой, но в тот раз, не столько соскучившись рекой, сколько ради расширения кругозора, Соломин решил хорошенько оглядеться на верхних ярусах древней речной поймы. Он поднялся зигзагами по уступам и к полудню вышел лесом на край поля. За луговиной виднелись крыши деревни Страхово, о названии которой он судил по карте. Дальше идти не решился, но, устав на подъеме, возвращаться не спешил.

СБОРКА ПРОСТРАНСТВА


Что такое Чукотка? Как ощущается, что ты на Чукотке? Что это значит для нашего ощущения пространства? Если, допустим, вы заблудились в Саянской тайге, повернитесь на запад и представьте, что вы неделю, месяц, другой, третий идете туда, где закатывается солнце. И ваше воображение, опираясь хотя бы только на инстинкт самосохранения, все-таки сможет нащупать конец вашего адского пути. Так вот — так обстоит дело в Саянах, на Хингане, и т. д. Но не на Чукотке. На Чукотке человеческое воображение бессильно.

15 февраля 2016 г.

ТЕЛО СТРАХА

Хорасанские ворота Тегерана. Конец XIX в.

Согласно Ю.Тынянову, в Тегеране кяфира Грибоедова убили ударами сабли в грудь, а мальчишка, подмастерье кузнеца, кривым ножом ловко полоснул ему горло, встал ногой между лопаток, и шейные позвонки с хрустом отпустили голову с плеч. Затем Грибоедову выбили передние зубы, молоток вбил стекло пенсне в опустевшую глазницу, голову надели на шест и, потрясая им, двинулись по улицам.

14 февраля 2016 г.

10 февраля 2016 г.

МАРКУС РОТКОВИЧ




Было бы хорошей задачей для науки о перцепции — выяснить, почему человек так чувствителен к определенным сочетаниям цветных плоскостей большого масштаба. И начать следовало бы именно с того, что царит в парке Zion, штат Юта. На эту мысль меня впервые натолкнуло созерцание гигантских полотнищ Марка Ротко, которые я вспомнил во время пребывания в каньоне Virgin River: красноватые скалы и синее небо. В полотнах родоначальника абстрактного экспрессионизма и автора самой дорогой картины, когда-либо выставлявшихся на торгах на этой планете, как мне кажется, зафиксированы иероглифы ландшафта.